В Эрмитаж! - Страница 65

14 (прошлое)

День второй

ОН заходит в своем черном костюме. Похоже, его появление удивляет бритолицых БОЯР, ПРИДВОРНЫХ в панталонах, взъерошенных ГОРНИЧНЫХ, ГУСАР в париках, МОНАХОВ в черных рясах, которые свободно бродят туда-сюда по покоям императрицы. Стул ждет его. ОНА, опоясанная орденской лентой, стоит у окна.

ОН: Ваше Великодушное и Благородное…

ОНА: Пощадите, Дидро! Как сегодня ваша спина?

ОН: Вашими заботами — лучше, Ваше Величество.

ОНА: Я наблюдаю ледостав. Скоро все замерзнет. Сначала Нева, а затем и вся Балтика. На всю зиму мы превратимся в островитян.

ОН подходит к окну, встает рядом с ней.

ОН: Не думаю. Температура воды в море не столь низкая. И атмосферная влажность невысока.

ОНА оборачивается, смотрит на него.

ОНА: Вы еще и метеоролог? И пророк? Очевидно, нет конца вашим достоинствам.

ОН: Да, метеоролог и пророк. Но этого мало, я хочу овладеть всеми областями знания. Я изучал самые разные явления и писал о них. Погода, водяные мельницы. Красота, восторг, совершенство. Пчелы, любовное наслаждение…

ОНА: За или против?

ОН: За, мадам. Бог…

ОНА: Конечно, Он против. Смирение?

ОН: Да, я писал и о смирении — и горжусь этим. Я автор энциклопедии, Ваше Царское Величество, универсального собрания знаний о мире…

ОНА: Я хорошо осведомлена о вашей деятельности, мсье Библиотекарь. Соблаговолите припомнить — когда у себя на родине вы не поладили с вашими священниками, папами и издателями, я ведь предлагала опубликовать ее у нас, в Риге.

ОН: Верно, священники — вечная головная боль. Никак не могу с ними поладить. Я уже говорил, что по молодости лет сам чуть было не облачился в сутану. С папами, слава богу, не встречался. Что касается издателей, это смелые, умные, великодушные люди. Ради нас и наших воззрений они готовы рисковать своей выгодой. Увы, лишь до тех пор, пока не начинают слишком тесно общаться с принцами, священниками, банкирами и прочими, лишенными вкуса людишками.

ОНА: Вы писали и о правителях, о государях. Что вы думаете о них?

ОН: На мой взгляд, за всю мировую историю человечество не сумело создать образа более прекрасного и возвышенного, чем истинно просвещенный государь.

ОНА: Неужели это прекраснее, чем водяная мельница?

ОН: Куда полезнее, Ваше Императорское Величество…

ОНА опускается на кушетку и смотрит на него.

ОНА: Скажите, сэр, читали вы мой «Великий Наказ»?

ОН: «Великий Наказ»? Конечно. Государственный цензор запретил его в Париже. И я немедленно прочел его.

ОНА: Ваше мнение?

ОН: Он действительно велик. Я высоко ценю ваш труд. Предложена неплохая модель цивилизованного общества. Но жаль, что «Великий Наказ» — лишь Великий Намек.

ОНА: Прошу прощения?

ОН: Насколько понимаю, предполагалось претворить это в жизнь.

ОНА: Всему свое время, мсье Философ. Моя страна — мой эксперимент. Я не хочу торопить события, я действую очень осторожно, чтобы увидеть удачное завершение опыта.

ОН: Что ж, вы меня просто осчастливите. Я-то думал, что Просвещение распространяется с севера на юг. Но похоже, по сравнению с Россией другие европейские государства будут смотреться как обиталища варваров и дикарей.

ОНА: Вы полагаете?

ОН: Лучшие сыны человечества станут обожествлять вас еще при жизни. Мудрецы — простираться перед вами ниц. Я сам, от макушки до кончиков ботинок, в вашем распоряжении, готов беззаветно служить вам.

ОНА смотрит на него.

ОНА: Уже служите, мсье Библиотекарь. Достаточно оглядеться кругом.

ОН доволен.

ОН: Не могу выразить, какую радость я испытал при виде вашего Рембрандта и вашего Рубенса. Подумать только, ведь именно я первым пришел в восторг, первый восхитился этими полотнами! А какое удовольствие увидеть, что наброски в моем блокноте превратились в прекрасные здания и дворцы!

ОНА: Это так важно для вас?

ОН: Это все равно что, очнувшись от нечестивого, но обольстительного сновидения, обнаружить, что в действительности все еще чудесней.

ОНА: Ваши видения стали действительностью?

ОН: Не совсем. Мечта только начала осуществляться. Уверяю вас, что там, откуда это пришло, осталось тоже немало…

ОНА: О чем вы?

ОН роется в портфеле, карманах. И отовсюду извлекает блокноты и бумажки.

ОН: Смотрите. Мой план России. Шестьдесят записных книжек. Я работал над ним по пути сюда из Парижа.

ОНА: Неудивительно, что вы добирались так долго.

ОН: План университета. Организация полицейской службы. Схема города, устав гильдии ремесленников. Курс полового воспитания юных девиц. Мысли об образовании, веротерпимости, гражданских свободах, наброски законодательства. Закон о разводе. Я за него. Закон об азартных играх. Я против них.

ПРИДВОРНЫЕ смеются.

ОНА: Да, вы серьезно потрудились.

ОН: В России нет буржуазии. Как ее создать? Импортировать из Швейцарии. Как предотвратить крестьянские восстания…

ОНА: Интересно! И как же?

ОН: Устранить крепостное право. И в ту же секунду отпадут проблемы с крепостными.

ОНА с изумлением наблюдает все растущую кипу бумаг.

ОНА: Какая жалость, что у нас так мало времени. Увы, мне надо править страной. У меня хватает забот и помимо вас.

ОН: Быть может, чтобы никто из нас не тратил свое драгоценное время, я буду писать для вас ежедневный меморандум? И если вы будете просыпаться немного раньше…

ОНА: Мсье Философ! Я встаю в пять утра, а бывает, что раньше. Четыре часа я разбираю бумаги, потом пью кофе — и это весь мой завтрак. Затем — встречи с генералами и канцлерами. Я учреждаю петиции, решаю церковные дела, ведь я вдобавок еще и митрополит. Я создаю законы. Я в ответе за безопасность границ державы и за сохранность нации. Я принимаю послов, общаюсь с монархами других государств, угрожаю Турции. Наконец, обедаю.